Текст песни Сергей Калугин — Монастырь Чжуан-Чжоу
Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу. Год от Рождества Христова 853-й.
Некто спросил Линь Цзы: «Что такое мать?». «Алчность и страсть есть
мать, — ответил мастер, — когда сосредоточенным сознанием мы вступаем
в чувственный мир, мир страстей и вожделений, и пытаемся найти все
эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет
привязанностей, это называется убить свою мать!..».
Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах.
Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять,
И я спросонья понял одно — меня не мучает страх.
Когда я выскочил из ванны с полотенцем в руках,
Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять.
Я вдруг поймал его глаза — в них искры бились ключом,
И я стал больше, чем я был и чем я буду еще,
Я успокоился и сел, мне стало ясно — он убил свою мать!..
И я смотрел ему в глаза — в них искры бились ключом,
И я был больше, чем я был и чем я буду еще,
И я сказал себе опять: «Невероятно! Он убил свою мать!..»
И время стало навсегда, поскольку время стоит,
А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит,
Короче, надо до отъезда заскочить к нему, работу забрать.
И он заваривал чай, Он резал плавленый сыр,
А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир,
Я рассмеялся и сказал: «Ну, как ты мог, она ведь все-таки мать!»
И он терзал на подоконнике плавленый сыр,
А я уже почти припомнил, кто творил этот мир,
И я сказал ему: «Убивец, как ты мог? Она же все-таки мать!»
И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним,
И он сказал: «Но ты ведь тоже стал собою самим!»
А я сказал: «Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять.
И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный бред!
Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
Твоя ответственность отныне безмерна — ты убил свою мать!
Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред!
Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
Твоя ответственность безмерна — ты свободен, ты убил свою мать!»
На дальней стройке заворочался проснувшийся кран.
Стакан в руке моей являл собою только стакан,
И в первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела благодать.
И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.
Да, мы обнялись и пошли гулять под небом седым,
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно чуть подольше быть с тем, кто убил свою мать…